Мышеловка   Бояться надо не смерти, а пустой жизни (Бертольд Брехт)   Зима 1898-го. Москва Первопрестольная.        Поздним вечером на Хитровской улице города во всю властвовала метель. По- года была испорчена окончательно,  и людей на  улице почти  не было.  Казалось, что у природы тоже бывает плохое настроение,  и когда так происходит, она начи- нает вымещать свою злобу на всем, что попадается на ее пути. Ветер швырял тя- желые хлопья снега в окна домов, витрины магазинов и случайных прохожих. Бы- ло так  трудно себе представить,  что в такое  время с людьми может происходить  что-то еще, кроме неприятностей…        Вдоль домов, сутулясь и стараясь поглубже укутаться в пальто шел человек. Двигался он медленно,  с трудом преодолевая сопротивление вьюги,  которая сы- пала снег ему в лицо пригоршнями, одну за другой. Внешности он был совсем не- взрачной: худощав,  (причем  настолько,  что казалось,  ветер сейчас столкнет его на землю) среднего роста, с бледным, осунувшимся лицом, на котором виднелась щетина, много дней не знавшая бритвы.         Даже совсем не знакомые с ним люди, без труда могли бы определить  –  де- ла  у  этого прохожего идут совсем  неважно,  и поражения в жизни посещают его гораздо чаще, чем победы. Это можно было заметить сразу.  Стоило  только  бро-    сить  взгляд на его дряхлое, латанное-перелатанное пальто, отслужившее своему хозяину гораздо дольше того срока,  на  который  его  сшили.  А также на ботинки, бывшие явно не новее чем пальто. Но прежде всего, тяжелые времена читались у этого человека во взгляде, пустом и беспросветном, без малейшего огонька наде- жды в глубине.         Человека звали Арсений, как нарекли его родители тридцать пять  лет назад. А  летопись его жизненного падения  продолжается уже два года,  с того момента, как  он  потерял работу и вынужден  был  перебиваться случайными заработками, вкупе с попытками поймать удачу  за  карточным столом.  Нет, нельзя сказать, что Арсений не искал работу, напротив, целый год после увольнения он провел  в  по- пытках встать на ноги  и  выровнять положение.  Но попытки оказались безуспеш- ны.  Все осложнялось еще тем,  что  у  него была семья: жена  и  трое малолетних ребятишек. Когда Арсений работал, содержать дом было относительно не трудно. Без  малейших  излишеств,  но  и без устремленных на него голодных взглядов,  в которых читался немой упрек и мольба.          В последние месяцы  руки совсем опустились.  Пропала всякая надежда на поиск  хозяина, который бы согласился принять человека, чьи руки заметно дро- жали,а на лице явственно виднелось пристрастие к Зеленому Змею. В карты тоже везло не часто,  и те гроши,  что  удавалось  получить  случайными  заработками, оставались за игровым столом и когда Арсению  не  шла карта,  хлеб не шел в рот его детям. Все это стало чаще наводить его на мрачные мысли. Ему начинало казаться, что его сглазили, навели порчу,  или  что  Ангел–Хранитель оставил его, улетев к другому.  Нередко он думал о том, что судьба иногда выбирает людей,  с которыми начинает играть злые шутки. И  конечно, одним из таких людей  был  он сам.         Погруженный и сейчас в  эти унылые мысли, Арсений вышел на освещенный переулок в котором располагался ряд сомнительных магазинчиков и лавочек, под грязными вывесками.  Здесь странным образом ветер ослаб и  можно было  смот- реть не пряча лицо от метели.  Арсений  оглянулся по сторонам  и  не заметил ря- дом ни одной живой души. Но на земле у края тротуара чернел, какой-то предмет, издалека напоминавший  кусок шерстяной ткани.  Подойдя ближе,  стало понятно, что это была мужская перчатка. Он наклонился и, вынув из карманов озябшую ру- ку поднял её.         Ткань,  из  которой была сделана перчатка,  оказалась черным бархатом.  На тыльной стороне ладони  извивался  тонкий  восточный узор,  вышитый шелковой нитью. Рука, которая носила перчатку, была намного больше его собственной,  но как это часто и бывает, у  него возникло желание примерить эту вещь.         Едва правая  рука  скользнула в чрево перчатки,  как  Арсений  почувствовал холодное прикосновение метала к одному из своих пальцев.  В  голове мелькнула смутная  догадка,  что именно,  мог ощутить его указательный  палец  (а  это был именно он) внутри странного предмета.  Неужели кто-то потерял вместе с перчат- кой кольцо или перстень?  Разум даже отказывался верить в подобное.          Медленным движением, аккуратно, как будто это могло быть что-то опасное, Арсений потянул находку из перчатки. Его пальцы дрожали,  от  волнения  и он не сразу смог выудить, что хотел.          И  через  секунду  засверкали,  солнечными зайчиками, в тусклом свете газо- вого фонаря  красные  блики  рубина,  вставленного  в  золотую оправу.  Перстень просто искрился, отражая холодный свет.  Он  был  столь  прекрасен и внушал та- кое благоговенье, что потребовались немалые усилия, чтобы не  выпустить его из рук в первую секунду.  Арсений нисколько не понимал в ювелирном деле и скзать, на сколько карат был камень, он  не мог, но размером рубин был  с  голубиное яй- цо. Потрясающая чистота и идеальная огранка гарантировали очень высокую сто- имость изделия.          Первая пришедшая в голову мысль была:  “Нет, это скорее всего подделка… Кто может забыть или потерять, такую вещь? Или ловушка разбойников, промыш- ляющих грабежами на дороге  (Арсений  испуганно  огляделся).  Хотя,  постойте… Вот  оно: я просто заснул за столом в питейной и мне это померещилось.”  Но  все вокруг говорило об обратном.  На смену ей пришла другая:  “А  если за дело возь- мется сыскная полиция? Если тот, кто потерял перчатку, обратится за помощью к филлерам и его, Арсения найдут, схватят? Тогда ведь получится, что он украл ее. Взял и присвоил, не сообщив в сыскное управление.  Не будь глупцом  –  говорил он себе – ты что, собираешься поступить по этим, дурацким законам?  Да  в поли- ции, когда увидят перстень, умрут со смеху,  а потом присвоят его себе и  поделят вырученные деньги. Да еще меня прихлопнут, чтоб не проболтался”.  Таким обра- зом успокоив себя, Арсений продолжил разглядывать находку.         Золотую оправу целиком покрывали выгравированные на ней надписи, испол- ненные изящным готическим шрифтом.  Когда-то, в молодости  Арсений  был пос- лушником духовной семинарии и хотел стать священником, (закончить семинарию ему так и не довелось) там его обучали греческому и латыни,  но текст на перстне не был ни на одном из этих языков и даже близко не напоминал ни один европей- ский диалект. Внимательно осмотрев надписи Арсений не смог подобрать и близ- ко подходящего сравнения. Ему стало интересно, как украшение будет выглядеть, если одеть его на свою руку, и он одел перстень на правый указательный палец.          Внезапно все тело охватил сильнейший озноб. В висках начало сильно пока- лывать.  Конечности затряслись,  как в лихорадке.  От  боли  пришлось буквально сложиться пополам.  Перед глазами пронеслась череда смазанных,  неясных кар- тин. Видения менялись настолько быстро, что рассмотреть  что-либо было невоз- можно. Но от всего этого веяло чем-то темным, зловещим, холодным,  как  от  за- брошенного дома или разрытой могилы.  Арсением  завладела  такая паника,  что он не сразу догадался сорвать перстень с пальца.       Когда наконец, удалось его снять, колдовство мгновенно исчезло и мир приоб-  рел привычные очертания.  От испытанных переживаний остался только  осадок в виде прерывистого, как у загнанной лошади дыхания, бешено  колотящегося  сер- дца и полного хаоса мыслей в голове. Чтобы окончательно прийти в себя Арсений немного потряс головой, как бы  “стряхивая” наваждение и перекрестился.  О  том чтобы оставить перстень у себя не могло быть и речи, и он решил завтра же  про- дать драгоценность или избавится  от последней любым  другим способом, но ра- зумеется с выгодой для себя.       Перстень был бережно опущен обратно в перчатку, а сама она была тщатель- но свернута и сунута в карман.       Как необычно может все происходить в жизни. Еще с утра нужно было думать, где бы найти денег на пищу и стараться уговорить трактирщика поднести бутылку хмельного в долг, заверяя его,  что все прошлые одолжения будут покрыты в бли- жайшие дни, потому что Арсению пообещали кое-какую работу.      Может судьба поняла свою несправедливость и одумавшись вознаградила его, за все годы поражений и лишений?  Да, нужно было только подождать, пусть дол- го, но взамен… Или Ангел–Хранитель вернулся, снял с плеч тяжелый груз и… По- лучается вовсе не обязательно биться, как рыба об лед,  и  все в жизни может ре-  шить слепой случай?        Арсений повернулся было, чтобы идти и тут из-за угла послышалось веселое ржание лошади. На  плохо освещенный перекресток шустро  выкатилась эгоистка. Покрытый с ног до головы снегом,  силуэт кучера выглядел совсем неживым и на- поминал скорее бутафорное подобие человека, вылепленное из воска.        Повозка остановилась шагах в десяти поодаль и из нее начал выходить чело- век.   Сперва  наружу  показалась трость с большим металлическим  набалдашни- ком, который засиял на свету ( “уж не серебро ли?” – подумал Арсений). Затем на землю спустился и ее владелец. Это был высокий, под два метра ростом человек, одетый во все черное. Выйдя он огляделся на землю вокруг себя, как будто что-то искал и по-кошачьи плавными уверенными шагами приблизился к Арсению вплот- ную так, чтобы тот мог разглядеть незнакомца во всех деталях.      Это явно был представитель высокого общества, из тех кого оборванцы, вроде Арсения называли “господами” и “хозяевами жизни”. Его одежда была превосход- ного  покроя и  смотрелась  просто роскошно,  движения были наполнены уверен- ности в себе и скрытого достоинства. На лице, со слегка хищными, заостренными чертами,  красовалась  короткая, но аккуратно подстриженная,  изящная бородка. Несмотря на ветер, Арсений почувствовал аромат дорого одеколона, исходивший от незнакомца.  Единственное,  что в нем выглядело  неестественным и  внушало неясную тревогу,  это были  его водянистые глаза,  неопределенного  цвета.  Они словно проникали внутрь человека, казалось, они видят саму душу, и смотрел не- знакомец настолько остро и цепко, что выдержать его  взгляд было просто невоз- можно         Арсений также обратил внимание и на руки незнакомца.  Поразительно  холе- ные ухоженные и такие гладкие, что им могли позавидовать даже женщины. Ногти на руках были отпущены  до такой длинны,  что оставалось только догадываться, как они не мешают своему владельцу в жизни. На руках ничего одето не было, од- нако, это не причиняло человеку  каких-нибудь  заметных  неудобств. В руках  он продолжал держать трость. Ее набалдашник при близком рассмотрении оказался выточен  в форме головы  ястреба.  Причем выражение ястребиной морды  было отнюдь  не миролюбивым,  а скорее  с оттенком ярости и агрессии. Трость  слегка покачивалась в руке.      -- Послушай любезный, не замечал ли ты здесь поблизости какой-нибудь пред- мет – раздался властный, глубокий голос. В нем отчетливо прозвучали нотки уве- ренности и силы.  Это был голос человека,   не привыкшего слышать даже малей- шего отказа. Будучи заметно выше ростом, мужчина почти нависал над Арсением.       -- Что… что  вы ищите? –  спросил он. Но об этом уже мелькнула голове смут- ная догадка. Цель поисков этого человека могла быть только одна.       -- Я обронил где-то здесь свою бархатную перчатку. Она дорога мне, как пода- рок  и ее потеря означала бы поистине невосполнимую утрату.  –  Проговорил со- вершенно спокойным тоном в ответ незнакомец. – Так ты ее видел?         Мысли стремительным потоком понеслись в сознании Арсения. Отдать вещь этому человеку? Это означало бы потерю единственного шанса выбраться из гря- зи  и зажить счастливой жизнью.  Может вернуть ему только перчатку, а перстень оставить себе? Так не выйдет –  во-первых, он догадается,   что Арсений оставил перстень у себя, а во-вторых, украшение вряд ли можно извлечь прямо на глазах у этого франта. Но и сказать мол: не видел,  не знаю, страшно –  слишком внуши- тельно выглядел этот человек.        Взгляд Арсения снова упал на  белые, ухоженные руки и ему подумалось: “да, у этого типа денег, наверно куры не клюют. Ишь расстроился, сам поди, новых ко- лец себе,  хоть двадцать купить может,  с него не убудет,  а мне до конца дней на это жить можно”.         -- Н-нет простите, ничего тут не видал, помочь не могу. – произнес он, хотя го- лос предав его, заметно дрожал, и слова с трудом вырвались наружу.        Так,  нельзя больше стоять, надо уходить  –  в  этом не будет ничего подозри- тельного. Арсений поймал себя на том, что мыслит как мелкий, карманный вориш- ка.        -- Извините, я… тороплюсь домой. – Проговорил он, с трудом подбирая слова и на  ватных ногах,  едва не споткнувшись,  поплелся  дальше по улице.  Может это всего  лишь игра  воображения,  но все его существо ощутило на себе провожаю- щий взор.        Снегопад заметно сократился, и в бездонно-темных небесах отчетливо засвер- кали звезды.  Если поднять глаза и внимательно посмотреть на них,  (хотя бы не-долго)  эти негаснущие огоньки могли  вселить своим подмигиванием надежду на лучшее.       Не замечая чистой красоты небесных светил, Арсений скорым шагом двигался по городу. Он уже сумел справиться с неуверенностью, взять себя в руки и теперь на  ходу обдумывал открывающиеся перед ним перспективы.  Ясно,  что перстень следовало продать, пусть даже немного ниже его реальной стоимости, но как сде- лать  так, чтобы риск при этом был минимален?  Ведь при подобной сделке у лю- бого, кто законно занимается торговлей драгоценностями,  возникнут вопросы от- носительно происхождения вещи. Любой ювелир поинтересуется: не ворованная ли она? И как объяснить, откуда могла взяться столь ценная безделушка, у такого бедняка и пропойцы? Сказать, что досталась от бабушки? Выиграл в карты? Или так и ответить:  мол, на дороге нашел?  Нет, искать того, кто поверил бы в подоб- ное все равно, что пытаться научить кобылу грамоте.         Получается, остаются лишь скупщики краденого и те, кто вопросов задавать не станут. И еще люди из уголовной среды. Сам Арсений всю жизнь был простым трудягой и никто из  таких людей ему знакомым  не  доводился. Но один  вариант представлялся  возможным.  Один из его партнеров по игре в  карты был знаком с криминальными личностями и вхож в  их круги. Он иногда выполнял разные мел- кие  поручения для людей из преступного мира.  Арсений  был  уверен,  что  если обратиться к этому человеку, тот не откажет,  пусть и  за некоторое вознагражде- ние. Завтра наверняка он увидит его в трактире где и проходили встречи. Сколько могла бы стоить его находка, Арсений не знал, но что больших денег – это точно. И  перед ним так явственно представилась толстая пачка ассигнаций, что возник-ло непреодолимое желание протянуть за ней руку.        О переживаниях, связанных с перстнем, Арсений в эту минуту не вспоминал.        Бившие где-то вдалеке часы, известили всю округу о том, что в белокаменной наступила полночь.                 Мимо сплошной чередой проносились дома, памятники, перекрестки. Они вы- страивались в причудливую вереницу,  не имеющую ни начала, ни конца. На этих улицах, даже несмотря на метель, уже можно было увидеть прохожих и проезжа- ющие мимо повозки.  Проходя мимо церкви,  Арсений перекрестился и мысленно поблагодарил всех святых и все прочие высшие силы,  за тот дар,  который как он думал, ему  ниспослали.  Мысли вертелись  вокруг собственной жизни,  прошлых ошибок,  потерь.  Теперь все предстало  в  ином свете и  нашло свое оправдание. Еще раз бросив взгляд на церковь,  он подумал, что иначе быть  просто не могло. Обитель веры отвечала ему, лишь скрипом старых ворот, шатающихся от ветра.       Войдя в дом, Арсений стал раздеваться в полной темноте. Он привык, возвра- щаясь обходится совсем без света. Дети уже спали и в его жилище царила мерт- вая тишина, нарушаемая только звуками вьюги. Из комнаты вышла жена, одетая в  ночнушку и посмотрела на него своими большими, печальными глазами,  с зас- тывшим  в них вопросом,  который она задавала ему,  уже несколько месяцев без слов: ну как, чем завтра будем кормиться? Арсений решил, что не стоит пока обо всем рассказывать супруге. Пусть лучше она узнает, когда задуманное завершит- ся до конца.       -- Кажется, я нашел хорошую работу. Завтра пойду, узнаю точно. – Солгал он.       -- Что за работа?       -- Я пока не встречался с хозяином, завтра.       Не глядя больше в ее сторону, Арсений прошел в комнату и улегся на кровать. С  детства он  не мог уснуть сразу, без раздумий.  Даже будучи пьяным, сон долго не шел, и голову посещало множество мыслей. Со временем у него выработалась своеобразная привычка, смешанная с некоторым чувством вины, копаться в своих словах и поступках, отыскивая совершенные им ошибки и промахи. Его постоянно глодало ощущение, что он  не способен  найти правильное решение или выход из какой-нибудь  зауряднейшей ситуации.  Мысли вернулись ко  встрече с незнаком- цем. Обдумывая  все детали  того события,  оно начинало представляться может где-то и неслучайным. Например что он мог делать в этом замшелом районе, сре- ди грязных мест торговли где купишь на копейку, обманут на две? И обронить там перчатку? Правда, там находилась старая букинистическая лавка,  с немного чок- нутым хозяином,  в которой говорят, бывали необычные книги  и к тому же рядом, через дорогу жил антиквар. Значит это, скорее всего совпадение.        Арсений долго лежал с закрытыми глазами, погруженный в эти думы, пока на- конец не провалился в сладкую бездну объятий Морфея.                                                                  * * *           В эту ночь он видел сон. Лес.Тишина. Не слышно даже ночных птиц. Повсюду сгустилась непроглядная тьма. Рваные тяжелые тучи проносились низко над зем- лей,  словно  гигантские твари, спешащие  на шабаш.  Вокруг только высоченные столбы сосен, беспристрастно взирали во мглу небес. Арсений ощутил себя здесь маленьким мальчиком, который забрел слишком далеко и потому потерялся. Он не знал, где находится и в какую сторону идти - во все стороны тянулся один и тот же пейзаж.  Ему оставалось только брести  наугад.  Сперва маленькими робкими шагами потом все быстрее. Страх, этот властитель человеческих иллюзий, подго- нял в спину.Через минуту нестерпимо захотелось побежать. Деревья проносились мимо, мелькали заросли кустов.  Дыхания  стало не хватать.  Рубашка прилипла к спине.        Где-то вдалеке послышалось жуткое,  леденящее кровь, завывание. Арсений несколько раз споткнулся, влага хлюпала у него под ногами. Картина постепенно начинала изменяться:  деревья поредели,  вдалеке появился огонек света.  Арсе- ний направился к его источнику.  “Там должны быть люди!’ – подумал он, не осоз- навая что находится в мире грез и фантазии.        Бегство закончилось непреодолимой преградой  –  ржавой железной оградой более чем трехметровой высоты.  Она тянулась в обе стороны, на сколько хвата- ло глаз. Пространство по другую сторону было покрыто слабым свечением и соз- давалось впечатление, что там иное время суток. Арсений, шатаясь побрел вдоль ограды, перебирая руками прутья и чувствуя, как от их  холода немеют кисти.  Его определенно не хотели пускать за ограду  – ни малейшего намека на ворота,  или другого пути на  ту сторону.  Высота ограды не позволяла перелезть,  и прутья на концах заострялись.         Внезапно его охватила ярость пополам с неконтролируемой паникой, из горла рвался крик.  Арсений стал  изо  всех  сил трясти ограду, пытаясь раздвинуть пру- тья.  Он вновь побежал, стремясь найти  щель между железными стражами.  Счет времени потерялся, бегство, казалось, тянется вечно.        Когда отчаянье совсем охватило Арсения, он свалился без сил,  упав на толс- тый ковер мха. Нет, здесь должен быть выход…должен. И тут подняв глаза, он за- метил то,что уже потерял надежду найти – узкие ворота. Они были сделаны из та- ких же стержней, как и прутья, почти сливаясь с самой оградой. Ни замка, ни даже ручки на створках не оказалось, но одна из них была слегка приоткрыта.        Торжественная радость наполнила душу Арсения и придала ему сил. Подняв- шись он направился к  проему будто и не было долгого бега и мучительных испы- таний. Через несколько мгновений взгляду открылась тенистая аллея, по обе сто- роны которой росли кустарники.  Петляя,  она убегала вдаль, скрывая свой конец.      Шествуя по дорожке, Арсений оглядывался по сторонам. Между растений ста- ли попадаться  различные статуи, барельефы, готические скульптуры и монумен- ты. Трудно было детально  разглядеть, что они изображали,  но  в  общих чертах стиль фигур напоминал некую смесь изображений мифологических и библейских персонажей.  Земля в некоторых местах  фосфорицировала  и отливала мягкими отблесками, придавая  аллее еще большую атмосферу таинственности.     Наверно люди так устроены, что если на пути нет непреодолимых препятствий, они  никогда не остановятся на полдороги, всегда сделают все, чтобы достигнуть цели, узнать каков будет результат, чем все закончится.  Наверно ими движет ба- нальное любопытство, хотя можно  его окрестить и тягой к неведомому. Часто по- том приходится об этом жалеть, и похоже выражение “счастливое неведение” не лишено под собой смысла.        Арсений следовал тем,  маршрутом, каким вела его дорожка  до тех пор пока путь не уперся в тяжелый могильный камень,  высеченный из мрамора.  При виде этой надгробной плиты его  внезапно парализовала необъяснимая  волна  страха. Интуиция  подсказывала, что приближаться не стоит,  но ноги сами потащили его, как сомнамбулу  к  погруженному во мрак сооружению.  Вблизи  камень выглядел совсем как новый,  точно  вчера выточен  и его поверхность отливала бликами хо- лодного цвета. Под камнем находилось нечто вроде крохотного постамента, укра- шенного причудливыми завитушками и орнаментом. На нем лежал какой-то пред- мет,едва различимый из-за плохого освещения. Арсений наклонился поближе пы- таясь понять что это. Через  мгновение  ему суждено было отшатнуться в страхе, через два вскрикнуть уже наяву.       На постаменте вспыхнул внутренним огнем и засиял тот самый перстень, най- денный сегодня в перчатке.                                                                   * * *          …Наружу вырвался сдавленный стон, голова шла кругом, сердце колотилось, как бешеное,  отчетливо слышался шум крови в голове,  мысли метались в дикой пляске и отказывались сосредоточится на чем-то определенном.      “Это был сон… только сон… обычный кошмар. Я дома, все прошло, все кончи- лось” –  лихорадочно соображал Арсений, вскакивая на кровати. Приложив руку к груди, он обнаружил, что ладонь сырая от пота. Оглянулся по сторонам – предме- ты постепенно приобретали привычные формы. Теперь нужно успокоится, прийти в себя, постараться забыть обо всем. Здоровье и так уже далеко не идеальное, а здесь еще такие переживания… “Может все это от злоупотребления горькой? Мо- жет и вовсе ума лишусь? Нет, надо бросать, надо! Вот только работу найду и …” – думал он, чувствуя, как  горло все сильнее першит от жажды.      Арсений поднялся и отправился на кухню за водой, а за окном выла вьюга, сло- вно пыталась напеть какую-то песенку, но не могла вспомнить мотив.                                                              * * *          К такому важному событию, как встреча с возможным покупателем, необходи- мо было тщательно подготовиться.  Для этого из всего гардероба, который лежал у Арсения в шкафу, была выбрана самая чистая, не запачканная одежда, по воз- можности не мятая. (Хотя  гардеробом,  эту убогую  кучу тряпок можно назвать с большой натяжкой). Затем настала очередь щетины и волос,  которые тоже в  те- чении дня были приведены в относительно божеский вид. На ботинках появились даже новые шнурки.        На  улице за ночь обильно выпал снег,  и погода вернулась в свое привычное русло. Но  Арсений решил до вечера никуда не ходить – какие дела могли  срав-  няться по важности с предстоящим. Он не находил себе от волнения места и ме- тался волком из угла в угол. Иногда схватывал какой-нибудь предмет и  перекла-                дывал его в другой конец комнаты, а затем, подумав, возвращал обратно. Время тянулось настолько медленно, что это начинало напоминать долгую, изощренную пытку. Минуты плавно перетекали одна в другую, и временная нить сплеталась в огромный необозримый клубок. Каждый прожитый час казался целым подвигом.       Обычно они собирались в трактире, под невеселым названием  “Сгоревший терем”, к восьми часам после полудня. Столь необычное название, это место по- лучило после одного трагичного события,  произошедшего довольно давно  и  из- вестного только по  рассказам.  В этих слухах много расхождений и откровенных выдумок,  но в целом они сводятся к следующему: трактир там был и раньше, но не чета нынешней  “блошарне”. Было там и убранство приличнее, и чистота куда ни глянь, и публика другая собиралась, на беседу за трапезой, да чарку водки. Не ходили туда девки уличные, людишек лихих не видать было, и  шулера показыва- ться не решались.Кухня иной была - приготовлена на славу, из лучших продуктов, и в посуде, всегда чистой до блеска.  Все это покоилось на ярких цветных скатер- тях без малейших пятен. Заправлял этим местом не один хозяин, а целая семья, которая состояла из супружеской четы двух дочерей и сына. Каждому находилась забота по его рукам и способностям.  Дело их цвело и ладилось, потому, как  каж- дый работал и во благо других,  и в своем собственном интересе. Жили  они там же над трактиром, на втором этаже и со стороны выглядели самым счастливым семейством на свете (может среди них и были размолвки, но стороннему челове- ку об этом знать не доводилось).        Как часто и бывает в жизни – беда подкралась неожиданно и не ушла, не заб- рав с собой человеческих судеб. Однажды ночью в трактире начался пожар.Огонь загорелся внизу,  в  обеденной и в считанные минуты охватил весь этаж.  В  доме все спали и не смогли сразу опомниться, тем более что выходящее на улицу окно было только в детской комнате. Когда наконец подъехала повозка с водой и сосе- ди сумели погасить пламя,  оказалось что  все умерли  от  удушья в дыму,  кроме младшего  ребенка  –  мальчика одиннадцати лет,  который  успел  выпрыгнуть и лишь сломал себе ногу.        Потом долго шли сплетни и пересуды о причине пожара: чиновники говорили о  непотушенной свече и несчастном случае,  в народе шептались о поджоге,  со- вершенным  подлым завистником, требовали  найти  и наказать виноватого в зло- деянии,  да только время  не стояло на месте и постепенно  сглаживало людской гнев. Мальчишку того забрала к себе жить в деревню родная бабка, а пострадав- ший дом достался одному бывшему каторжнику, решившему по его словам, “чест- но зарабатывать свой кусок хлеба”. Новое название  месту – “Сгоревший терем”, пришло из как раз из сплетен – так народ  стал именовать трактир  после пожара. Новый хозяин не отличался особой заботой о качестве кухни и чистоте убранства, так что после ремонта терем превратился в место сбора представителей общест- венного дна, самых разных мастей и окрасок.       За окном хмурой пеленой сгустились сумерки, и поцеловав на прощанье жену, Арсений шагнул во тьму, на ходу застегивая пальто.                                                               * * *            В зале стояла удушливая атмосфера, наполненная запахом потных тел, гру- бой пищи и табачного дыма. Многочисленные столы, расставленные в хаотичном порядке превращали помещение в труднопроходимый лабиринт с множеством за- каулков и темных углов, погруженных в полумрак.Слабое освещение делало лица людей на восковые маски. Несмотря на довольно ранний час, пустых мест уже ос- влось не так много, и  разные части зала то и  дело взрывались раскатами хохота или брани.       Арсений сидел за столом, стоявшим у окна, и тоскливо переводил взгляд с по- крытого царапинами дубового стола на окно и обратно. Стекло, отделяющее его от внешнего мира чрезмерной чистотой не отличалось, но сквозь засаленную, по- пятнами  поверхность,  если приглядеться,  можно было рассмотреть,  что  твори- лось на улице.  Места остальных участников встречи  пока  пустовали, и Арсений мысленно погрузился в воспоминания о своем благополучном прошлом.        Он помнил, как сияли глаза его отца, в момент радостного известия о поступ- лении сына в духовную семинарию. Отец всю жизнь работал мелким чиновником на государевой службе  и  сильно беспокоился о судьбе  единственного  ребенка. Зная, что денег на хорошее образование не хватит, он поговорил с настоятелем семинарии и решил отдать сына в священники – пусть и без икры, но стабильный кусок хлеба  на  столе всегда будет.  Через год он скончался от пневмонии, зато в твердой уверенности за будущее Арсения.Потом его застали за распитием хмель- ного,  да еще и в неподобающей компании.  Исключили из числа послушников, за “опозоривание рясы”, как выразился отец-настоятель. Он стал перебиваться слу- чайными заработками,  переходил от одних хозяев к другим,  учась попутно сразу нескольким ручным ремеслам. Затем вроде нашел свое место, осел, завел семью но любовь к рюмке сделала свое черное дело, и вот он здесь, сидит и надеется на то, что сегодня удача немного подыграет ему.      Тем временем во двор трактира подъехала повозка, оповестив о своем прибы- тии ржанием коней. Арсений повернулся к окну и резко побледнел. То что он уви- дел заставило сбиться  дыхание:  из  экипажа вышел тот самый человек, который вчера искал перчатку. Он стоял  у  дверей и похоже собирался войти внутрь, оде- тый как и прежде, но только с одним отличием – в руках не было трости.         В первые секунды нахлынуло такое чувство ужаса, что волосы начали шеве- литься на голове и не хватало сил даже оторвать взгляд, продолжая смотреть как кролик  загипнотизированный  удавом.  Охвативший страх ощущался почти  физи- чески опутав невидимыми нитями все тело. Прошло несколько мучительных мгно- вений, прежде чем рой диких пчел множеством вопросов вонзился в мозг: “что он здесь делает?  Неужели искал меня?  И как нашел?  Что делать,  как поступить? Может это просто совпадение? И бывают ли вообще такие совпадения? Нет, да- же если он здесь случайно, оставаться я не могу, он не должен меня видеть пото- му что…(я его боюсь  –  захотелось подумать Арсению, но всегда лучше убеждать себя в ином). Потому что оставшись в трактире он может стать свидетелем пере- говоров о продаже перстня. Его перстня!”        Здесь существовал второй выход,  располагавшийся на боковой стороне зда- ния и можно выбраться незамеченным. Арсений встал и начал пробираться меж- ду столами. Глаза  застилала туманная пелена,  грудь сдавил  панический  страх, движения совершались скорее по наитию, чем осознанно. На ходу он не чаяно за- тушил рукавом свечу,  опрокинул  несколько пустых  стульев и споткнувшись едва не упал. Выйдя наконец из трактира в щель между двумя домами, Арсений с об- легчении вдохнул полную грудь морозного воздуха.       И тут его схватила за грудь сильная рука и прислонив к стене, прижала локтем горло. Над лицом навис темный силуэт. Это был он!       “Значит не зашел в трактир, а ждал меня здесь? Неужели он мог знать, где я выйду?” – мелькнуло в уме.       -- Что…что вам от меня нужно? – с хрипом выдавил из себя Арсений, чувствуя как покрывается испариной.       --  Где он  –  голос незнакомца был совсем иным, чем раньше  –  теперь в нем слышались нотки, похожие на шелест лесного пожара и звучала явная неприкры- тая угроза. В его глазах заплясали демонические огоньки, а сам взгляд испепеля- ще сверкал от злости.      -- К-карман – тихо прошептал Арсений. Его ноги подкашивались и давно съеха- ли бы вниз, если бы не прижавшая к стене рука.        Рука незнакомца вытащила драгоценность с такой поразительной ловкостью, будто сама туда ее положила. Отточенные грани заблестели, но отнюдь  не весе- лым блеском  - может это только игра света, но в нем словно отразилась глубокая скорбь и печаль.      -- Жалкий вор, ты не достоин того, чтобы жить. – Произнес незнакомец, вложив в эти слова столько ненависти, что казалось, воздух задрожал.        Человек опустил вторую ладонь на грудь Арсения, и от нее отчетливо стала исходить сильная  волна пронизывающего холода.  Боль нарастала с удивитель- ной быстротой  и  в  эту  минуту сердце буквально пронзила острая ледяная игла. “Он же останавливает мне сердце. Как он может…”  –  проносилось  в  голове,  но взор его погас раньше, чем мысль достигла своего завершения.       Арсений начал медленно оседать вдоль стены. Его остекленевший взгляд уже не видел, как от дома отъехала покрытая снегом повозка, в которой быстро скры- лась высокая фигура, одетая во все черное. А с неба сыпались тысячи белых пу- шинок среди которых не встретить двух одинаковых.                                                         * * *          У могильного креста склонилась женщина. Вряд ли ее возраст кто-нибудь наз- вал  бы преклонным,  но  отпечатки пережитого горя и страданий печатью отрази- лись на бледном лице. Одеяние ее, состоявшее из темного платья и платка на го- лове, выдавало в ней вдову. Руки сложены на груди, губы шепчут молитву. На мо- гильном кресте можно разобрать надпись:  «Ершов Арсений Михайлович».  Ниже стояли годы жизни: 1863-1898.        -- Простите, что отвлекаю… - раздался сзади мужской голос.       Женщина поднялась и посмотрела в сторону говорившего. Рядом с ней стоял высокий господин, хорошо одетый и на вид знатного происхождения. В одной руке он держал трость, другая спрятана в карман. Единственное,  что в нем выглядело  неестественным и внушало неясную тревогу, это были водянистые глаза, неопре-  деленного  цвета.        --  Случайно узнал, что ваш покойный супруг отошел в мир иной, оставив вас одну, с тремя детьми…И мне показалось, что жизнь слишком  жестока, если допу- скает такую черную несправедливость. – Говорил незнакомец тоном, в котором слышалось нечто похожее на сочувствие и какое-то чувство долга.        –  Я хотел бы помочь вам и вашим детям. Вот возьмите. – Он протянул протя- нул вдове перевязанную лентой пачку банкнот. –  Здесь  три  тысячи  рублей, они хоть как-то облегчат ваше бремя. И прошу, не спрашивайте меня ни о чем.        Он протянул сверток женщине в руки и поклонившись скрылся за деревьями.          Декабрь 2002, Ковдор.